Вот уже неделю как Виллан усердно занимается самокопанием. Уже неделю она погружается в воспоминания, пытаясь узнать о себе что-то новое, осознать собственное «я». В какой-то момент девушка и вовсе поймала себя на мысли, что подобного рода практики хорошо расслабляют, помогают успокоиться и собраться, что в разы повышает концентрацию, пусть поначалу они и оставляли лишь странное чувство опустошённости, навеянное необходимостью глубокого переосмысления собственной личности.
Виллан уже и не вспомнит, сколько раз убеждалась в том, что по натуре своей является одиночкой, что не спешит идти на контакт, если в этом нет нужды.
Была и ещё одна вещь, которую она осознала в ходе медитаций: её жизнь слишком скучна. Доказательством тому служила целая вереница воспоминаний о прошлом. Будь то школа или приют, события прошлого не сильно отличались друг от друга, если не считать магии.
Расстраивало ли её подобное однообразие? Да ни разу.
Виллан даже рада была тому, что хоть где-то в этой жизни есть постоянство. А где постоянство, там и комфорт, - один из основополагающих факторов для счастливой жизни и то, к чему стоит стремиться, несмотря ни на что.
Как бы то ни было, пришло время для следующей практики.
Она вновь оказалась в приюте. В этот раз не было ни белых стен, ни голосов, звучащих фоном, лишь размеренный шелест листвы и скрип половиц где-то там, внизу. Было душно. Слабо пахло пылью и прогретой солнцем землёй. Виллан сидела на старой тахте, сложив ноги по-турецки, и взглядом сверлила книгу, лежащую на полу, пытаясь сдвинуть её с места. Твою ж мать! – протянула Виллан, чувствуя странную смесь приятной ностальгии и всепоглощающего стыда.
Это был первый раз, когда она пыталась колдовать осознанно.
Сколько ей тогда было, когда по мозгам ударило осознание того, что разбитые вазы, увядающие на глазах цветы и хлопающие двери – не плод фантазии и не случайность, а реакция на сдерживаемые ей эмоции? Восемь? Девять? Тогда же желание обуздать силу было настолько велико, что девочка напрочь теряла ощущение времени, забывая обо всём?
Только вот…чем же это желание диктовалось?
Об этом Виллан предстояло поразмышлять уже после того, как она вышла из транса. Склонив голову на бок, она упёрлась взглядом в пустоту, пытаясь найти ответ на данный вопрос. Интерес? – протянула она, нахмурившись. - Возможно, но меня мало что увлекает до такой степени. К тому же, практики я забросила за неимением результата. Надо бы их возобновить, кстати, мало ли где беспалочковая пригодиться сможет. Может, необходимость? Нет, не думаю. «Необходимость» подразумевает под собой обеспокоенность благополучием окружающих, а дела мне до этого не было что тогда, что сейчас… Если так подумать, то меня и собственная-то безопасность не особо волновала, но только потому что я опасности как таковой для себя не видела, - Виллан вздохнула. – Нет, не то. Жажда контроля? Вполне вероятно, особенно в контексте силы, зависящей от эмоций. Эмоций, что можно сдержать, но нельзя контролировать. А столь бурное их проявление могло выдать меня с потрохами... А ведь оно и выдавало, если так подумать.
Недовольно промычав под нос что-то нечленораздельное, Виллан провела по волосам, взъерошив их, и замерла, сложив руки в молитвенном жесте. Я слишком много думаю об этом. Не удивлюсь, если в итоге ответ окажется гораздо проще.
Что за…? – непонимающе протянула Виллан.
В этот раз навеянные заклинанием воспоминания не стали отправлять девушку в окружение белых стен, решив ограничиться стенами замка. Маленькая комнатушка с единственным окном, тянущиеся вдоль стен шкафы, содержимое которых менялось от случая к случаю, и небольшой камин – единственный источник тепла в комнате. В самом центре – массивный дубовый стол с керосиновой лампой, резной стул с мягкой обивкой и небольшой кожаный двухместный диван, рядом с которым красовался небольшой кофейный столик. Каменный пол скрывался под толстым однотонным ковром. Какого чёрта? – вновь повторила Виллан. – Заклинание, что ли, не сработало? – она попыталась пошевелить рукой, но тело не слушалось. – А, нет, всё в порядке. Но вопроса это всё равно не отменяет. Какого хрена? Только не говорите, что меня закинуло в самое начало практики? Нет, я всё понимаю, это тоже часть прошлого, но…что я должна тут понять? Мне, что, по новой старые темы обсасывать? Так я уже вынесла из них всё, что только можно и нельзя! – она чувствовала, как внутри всё зудит от злости, а виски неприятно ноют. – И торчать мне тут два часа. Просто замечательно! – внутреннее «я» закатило глаза и откинулось от безысходности на спинку дивана. – Интересно, если я засну тут, меня выкинет обратно? И если да, надо ли будет начинать всё с самого начала? – отчего проверять эту теорию Виллан не хотелось. – Твою ж мать!
Минута. Ещё одна.
После десятой она перестала считать и, оставив надежды на скорое возвращение из медитативного сна, попыталась припомнить, что же такого «особенного» было в первом дне практики, над чем можно было бы поразмышлять. Слизеринка отчётливо помнила, что была недовольна и постоянно размышляла о наличии другого способа становления анимагом, отличного от предложенного профессором. Была недовольна, но практики продолжила. Отчасти потому, что сама хотела этого, отчасти из-за нежелания глотать собственные слюни, но основную роль играл личный интерес… Нет, - тут же поправила себя девушка. - В данном случае это больше похоже на необходимость или потребность, а это уже попадает под следующую тему, если верить МакГонагалл. Может, на силу воли всё списать? А что, вполне подходит под общепринятые представления. Только волевые люди и способны всё через превозмогание делать, разве нет? Не думаю, что это подойдёт, но попробовать можно. И всё же, должно быть ещё что-то.
Виллан снова и снова прокручивала события давно минувшей практики, восстанавливая всё больше деталей с каждым витком, но подметить что-то выбивающееся из привычного уклада не могла.
А потом её осенило.
Истина, которую ей требовалась осознать, красной нитью пронизывала саму суть данной практики и была для девушки настолько естественной, что не бросалась в глаза. Я слишком много думаю, - единственно верный ответ, с самого начала лежавший на поверхности.
Что в рамках медитации, что за её пределами, Виллан постоянно была погружена в размышления, будь то рассуждение, выстраивание теорий и различных предположений касаемо интересующих её тем, или же выражение собственного недовольства, озвучить которое не позволяло воспитание. С одной стороны, да, это могло говорить в пользу рассудительности, умении принимать взвешенные решения, некой осторожности, и...неспешности. А это уже качество, которое многими воспринималось в негативном ключе и приравнивалось к медлительности и нерешительности, (спасибо за это большому количеству вариантов в голове).
Впрочем, до мнения других Виллан тоже дела не было, если только человек не был ей интересен, (и то, не факт), так что данный недостаток тут же перешёл в достоинства. Что ж, - подытожила она, вырываясь из плена осознанного сна. – По крайней мере, это объясняет, почему я предпочитаю размеренный темп жизни и не люблю торопиться. Так хотя бы сожалений меньше.
Вот уже несколько минут Виллан сидела на диване, сложив ноги по-турецки, и крутила палочку в руках, пытаясь припомнить все случаи, когда ей грозила опасность, но ничего подходящего в голову не шло. Те крупицы воспоминаний, что всплывали в голове, больше подходили под описание первого этапа или объяснялись аргументами, которые профессор МакГонагалл отнесла к «напускной шелухе». Слизеринке же требовалось заглянуть за эту «напускную оболочку». Легче сказать, чем сделать. Что же делать? – задумчиво протянула она, проведя рукой по шее. – Снова возвращаться в приют? Там было полно возможностей попасть под тяжёлую руку миссис Нэшвил. Чем не опасность? - от нахлынувших воспоминаний у Виллан болезненно заныли плечи и спина, а тело пробило мелкой дрожью. Дыхание сбилось, участившийся пульс бил по венам. Даже палочка в руке начала вибрировать, излучая слабые волны жара, будто бы чувствуя беспокойство за свою хозяйку. - Не беспокойся, – слизеринка провела большим пальцем по резному узору. – Это всего лишь медитация. По факту, мне ничего не угрожает.
Быть может, она слишком буквально поняла смысл задания, но вариантов получше у неё просто не нашлось.
Виллан легла на диван, закинув ноги на подлокотник, и указала палочкой на себя.
-Суи Аспирис.
Тишину нарушил истеричный детский плач. Виллан резко открыла глаза и бросила испуганный взгляд на стоящего рядом мальчишку, что, давясь слезами и шмыгая носом, невнятно пытался что-то объяснить миссис Нэшвил, грузная фигура которой горой нависла над детьми. Где-то за спиной раздались шёпотки других детей, притаившихся в комнате. Их пристальные взгляды прожигали насквозь.
Это был первый раз, когда их…её наказали за проступок другого.
Тогда несколько детей, заигравшись, изрисовали часть стены, а когда с них спросили, свалили всю вину на Виллан и Эйвара. Выбор жертв был случайным, но значения это не имело. Они были настолько убедительны в своей лжи, что женщина поверила им безоговорочно. Или не поверила, а просто решила наказать старших за то, что недоглядели за малышами в её отсутствие. И плевать, что присмотр за детьми - её прямая обязанность как взрослого человека, а «старшим» едва исполнилось шесть.
Чем громче кричал мальчишка, тем мрачнее становилось лицо воспитательницы. Виллан же не проронила ни слова, хоть ей и хотелось выразить своё недовольство и отстоять невиновность, но уже тогда она понимала, что это противостояние ни к чему хорошему не приведёт. Миссис Нэшвил не станет слушать, потому что не хочет этого делать. Потому что уже вынесла вердикт, а любые попытки переубедить её лишь злят и усугубляют меру наказания. И уже неважно, на эмоциях ты или спокоен – скажешь слово, получишь за непослушание и неуважение к старшим. Хочешь отделаться малой кровью - молчи, не спорь, просто признай свою вину. Держи эмоции внутри, не позволяй им вырваться наружу и усугубить положение. Твои слова ничто против толпы и против взрослого, что отказывается слушать жалкий детский лепет. А хочешь и вовсе наказания избежать, так свали вину на другого, до самого конца ври уверенно, не забывая про рабскую покорность, и, возможно, тебя услышат.
Казалось бы, простые истины, очевидные и понятные каждому.
Поэтому Виллан и предпочла молчание спорам с Нэшвил, когда от неё требовали ответа, (и предпочитала в дальнейшем, пока не научилась хитрить), так наказание было легче, так всё заканчивалось быстро. Больно? Да. Неприятно? Безусловно, но это можно пережить, за обиду можно отыграться позже. Главное – легко отделаться или вовсе избежать наказания. Остальное второстепенно.
Но даже её молчание было не в силах ослабить гнев женщины, вызванный криками Эйвара, чувства которого не позволяли ему замолчать. А ведь, казалось бы, умный парень…
Тогда их прилюдно выпороли ремнём, чтоб другим неповадно было, после чего заставили убираться в комнате, лишили ужина и закрыли на ночь в изоляторе - так в приюте называли небольшую комнатку в подвале, где не было ничего. Ни кроватей, ни стола, ни стульев, ни источника света. Только решётка на небольшом окошке, выходящем на задний двор. А ещё там всегда было холодно и сыро. Утром их выпустили и жизнь продолжилась в привычном ритме, будто ничего и не было.
По возвращению из транса Виллан около часа пролежала неподвижно, стараясь ни о чём не думать. Лучше бы я на первом этапе осталась, а не вот это вот всё.
Дышать тяжело и больно, каждый вдох будто обжигает лёгкие огнём. Во рту привкус тины, в нос бьёт затхлый запах стоячей воды, избавиться от которого не представлялось возможным. Голова будто свинцом налитая и, кажется, что шея вот-вот сломается под её тяжестью. Перед глазами всё плыло, мир вокруг двигался как в замедленной съёмке. Звуки глухие и неразборчивые, будто доносятся сквозь толщу воды. Мысль о последней заставила девочку содрогнуться и замереть от страха, врезавшись в водную гладь туманным взглядом, пока миссис Нэшвил в праведном гневе отчитывала «шутников». Быть может, тогда женщину и вправду взволновала то, что один из её подопечных отправится на корм рыбам, но Виллан до сих пор было тяжело в это поверить. Хотя бы потому, что наказала воспитательница всех. Мальчишек за неудавшуюся шутку, Виллан за испорченную одежду.
И как наказала…Отправила выдирать сорняки.
Чёртовы сорняки, с которыми разбираться пришлось ей, без пяти минут утопленнице, потому что одной великовозрастной курице, очарованной напускным раскаяньем и самодовольством, не хватило мозгов даже проконтролировать несостоявшихся убийц.
Вот оно, торжество справедливости во всём её великолепии!
Вот она, «достойная» цена её ничтожной жизни.
«Но ведь они всего лишь дети! Это была шутка!». Брехня!
Поменяйся они местами, и Виллан бы розгами высекли и заперли в изоляторе на неделю, держа на воде и хлебе.
Слизеринка рывком поднялась и инстинктивно подалась назад, максимально вжавшись спиной в подлокотник и замерла, часто и сбивчиво дыша. Девушка неуверенно подняла голову и пробежалась взглядом по тёмному кабинету так, будто видела его впервые, после чего выдохнула, прижала ноги к груди и обняла себя за плечи, опустив голову. Одежда неприятно липла к телу, будто девушку окатило ведром воды или она и вправду побывала на илистом дне озера. На лбу проступила испарина, в ушах стоял гул крови, а руку, что до боли сжимала палочку, обожгло волнами жара. Но даже так она не выпустила артефакт из рук. Как только пульс и дыхание пришли в норму, жар ослаб, оставив после себя неприятное ноющее чувство.
В таком состоянии она просидела час, то сыпля проклятиями, то пытаясь унять дрожь в теле, что накатывала волнами, стараясь задвинуть болезненные воспоминания как можно дальше, раз вытеснить их за пределы сознания не получалось.
К анализу Виллан приступила уже после того, как эмоции были взяты под контроль, уступив странной смеси опустошённости и безразличия. Взяв палочку в левую руку, она водила кончиком по покрасневшей коже, поливая ладонь прохладной водой, а после и вовсе заморозила остатки воды глациусом. Итак, что мы имеем? Шалость, что чуть не переросла в убийство и мораль о том, что все люди муд… - Виллан осеклась, - засранцы? Нет. Слишком просто. Или что, мне размышлять о том, почему я не пыталась выбраться, и покорно пошла ко дну? Так я пыталась, отчаянно перебирала руками и ногами, как щенки, которых в воду бросают, чтобы те плавать научились, но всплыть не смогла. Сил не хватило. И кислорода. А после первого вдоха стало уже всё равно…
Из глубин воспоминаний прозвучали слова, сказанные кем-то из ребят о том, что «умей она плавать, этого бы не произошло!». Отчасти это правда, ведь тогда Виллан не проиграла бы в борьбе за собственную жизнь и смогла всплыть на поверхность, но звучало это отвратительно. С тем же успехом можно было обвинить жертву убийства или изнасилования в том, что на неё напали.
Если бы тем умникам не показалось забавным толкнуть человека в воду, никто бы не пострадал. Если бы виновники получили по заслугам, а не отделались чёртовой гневной выволочкой, если бы они на своей шкуре испытали то, что пережила Виллан, она бы не чувствовала себя настолько беззащитной. О, как ей тогда хотелось связать мальчишек по рукам и ногам, вставить в рот кляп и сбросить в воду, наблюдая с берега за тем, как они отчаянно и безрезультатно борются за жизнь. И мешок с камнями привязать балластом, чтоб наверняка. Жаль только, что у неё не было ни ресурсов, ни сил для реализации плана, а потому пришлось ограничиться мелочевкой.
Впрочем, это тоже был полезный опыт, научивший девочку многому. В частности тому, что никому нельзя доверять, что полагаться нужно только на собственные силы, и что за собственную жизнь бороться нужно до конца, задействуя все имеющиеся в распоряжении ресурсы.
Дверь за спиной волшебницы закрылась, отрезая её от безумия внешнего мира. Царящие внутри тишина и полумрак успокаивали и притупляли чувство опасности, потому, столкнувшись взглядом с множеством зеркал и ощутив на себе пристальные взгляды, Виллан не придала этому особого значения. Желание выбраться наружу и как можно быстрее вернуться в замок пересилило напряжение и послужило главным стимулом к действию. Поворот за поворотом, на смену правилу пришло мягкое свечение, ставшее девушке ориентиром в петляющих коридорах, посторонний в отражении и…заклинание, отразившееся от зеркал. Цирк, значит, да?
Виллан уже приходилось анализировать события того злополучного вечера, когда чёрт её дёрнул посетить цирковое шоу, но больше это напоминало работу над ошибками и отработку более благоразумных вариантов, которые послужили бы прекрасной альтернативой тому клоунизму, произошедшему в стенах лабиринта. Сейчас же ситуация требовала от неё анализа поведения.
Почему она окрикнула Моро?
Страх повлиял? Возможно, но после обмена телами доверять знакомым лицам не стоило. Мало ли кто мог притаиться за их личинами? Логичным было бы пройти мимо. Или же в пользу принятия решения сыграло то, что она увидела «своего» на вражеской территории? Только взглянув на профессора, она поняла, что это не она, а кто-то из учеников школы, (по крайней мере, она надеялась на это), в чём вскоре и убедилась. Как и в том, что незнакомка не была ей врагом.
И цель у них была одна: выбраться. Вдвоём сделать это было легче.
Этого было достаточно, чтобы временно объединить усилия. Да и шансов выжить так было больше. Хотя бы у одного…
Почему атаковала, завидев за спиной мадам старуху, что тянула к женщине костлявые руки?
Виллан могла не вмешиваться, оставить Моро и сбежать, только вот не факт, что после старуха не наметила бы её к себе в жертвы. Спасаться от скрывающейся в отражениях гнилой старухи в зеркальном лабиринте… Решение, достойное премии Дарвина.
Тем не менее, она вмешалась, ненадолго отправив старуху в нокаут, но…почему? Хотела защитить незнакомца? Нет, подобные альтруистические позывы Виллан могла позволить себе только в отношении близких, а «профессор» к этой категории не относилась, пусть наличие врага и внесло свои коррективы. Желание обезопасить себя было наиболее вероятным, как страх и нежелание отправляться в «Зазеркалье». Наверное, именно это и подстегнуло слизеринку к атаке, чтобы оглушить, обездвижить и спугнуть тварь, чтобы выиграть немного времени, раз убить тварь было нельзя. Значит ли это, что в случаях, если открытое столкновение неизбежно, я предпочту атаковать? – Виллан покачала головой. – Никогда за собой подобного не замечала. Хотя возможности такой исключать не стану, - она склонила голову на бок. – Я скорее предпочту действовать на опережение. Главное, не делать этого сгоряча, - добавила она чуть позже, вспомнив о членистоногом товарище зеркальной бабки. – Интересно даже, то был диковинный акромантул или кто-то из обращённых учеников? Надо бы почитать о данных существах, как практики закончатся, а то вдруг французы выпустили их в Запретный перед тем, как исчезли без следа. Хоть узнаю, как отбиваться.
Каждый раз, когда я думаю, что сложнее некуда, убеждаюсь в обратном, - заключила Виллан, ещё раз пробежавшись взглядом по последней лекции, посвящённой анимагии. – Пора бы уже к этому привыкнуть.
Последний этап был сосредоточен на выявлении ключевых качеств, выделяющих её из серой массы, и, казалось бы, что вычленить их после сорока двух дней осознанных медитаций будет легко, да только вот реальность была куда более жестока.
Виллан и без всякой медитации могла выделить ключевые особенности своего характера, опираясь на слова посторонних людей и на собственную оценку, сопоставляя их и выделяя общее, тем более что МакГонагалл сама разрешила к такому способу прибегнуть, а оставшиеся три недели просто хорошенько отдохнуть во время медитации. Однако что-то подсказывало девушке, что подобное послабление профессор не одобрит, а значит, ей в любом случае предстояло ещё раз поразмышлять об этом, пребывая в трансе. Последний этап... - медленно протянула она, смакуя каждое слово, предчувствуя скорое окончание бесконечной череды самоанализов и получение желаемого.
-Суи Аспирис, - будничным тоном произнесла Виллан, садясь на диван и направляя на себя волшебную палочку.
***
В одной из книг, прочитанной Виллан в библиотеке, было написано: «Хочешь узнать волшебника – взгляни на его волшебную палочку». Тогда девушка не придала особого значения этой фразе, пока не углубилась в изучение темы. Сложный артефакт, наделённый собственной волей, что самостоятельно выбирает себе хозяина с упором на его личность – она действительно может рассказать о своём хозяине многое. Акация и перо феникса… Кажется, эти материалы как никто другой подчёркивают непокорность и свободолюбие, прочно переплетённое с верностью. «Кому?» - вопрос хороший, ответить на который сможет только хозяин столь капризной волшебной палочки.
Впрочем, Виллан и без этого прекрасно знала, что палочка ей досталась с крутым нравом.
Несмотря на то, что рукоять удобно лежала в руке, она обжигала ладонь волнами жара, отчего резной узор врезался сталью в кожу. Это причиняло сильный дискомфорт во время использования, но не вредило слишком сильно, что Виллан до сих пор находила странным. Заклинания зачастую срабатывали непроизвольно, некорректно, не в полную силу или не работали вовсе. По крайней мере, так было первое время.
Тем не менее, взаимопонимание было достигнуто.
Палочка признала в слизеринке хозяина только по прошествии месяца регулярных упражнений, проводимых во внеурочное время. Чем больше времени проходило, чем чаще они контактировали друг с другом, тем покладистей становился артефакт.
Для Виллан это стало маленькой победой, доказательством её упорства и терпения, что многие назвали бы упрямством. Интересно, а может ли это говорить в пользу целеустремлённости?
Виллан не покидало странное чувство дежавю.
Всё тот же маленький кабинет с рядами шкафов, тянущимися вдоль стен, только вместо книг на полках различные пузырьки, бутыли, склянки и пробирки в держателях. Всё тот же кожаный диван, так полюбившийся за время практик. Всё та же керосиновая лампа, излучающая слабый свет, и раскрытый учебник перед глазами, всецело посвящённый артефакторике.
Виллан тогда голову сломала, пытаясь вникнуть в суть процесса создания артефакта, выстраивала в голове теории, старалась взглянуть на предмет по-новому…выйти за рамки. И результат не заставил себя ждать.
Так слизеринка стала обладательницей «карманного ночника».
Да, первый опыт в создании артефакта оказался неудачным, но неудача – тоже результат. И даже она может осчастливить новичка, тем более, что цели своей девушка всё же добилась, заставив пузырёк из-под лавандового масла излучать свет. И всё благодаря размышлениям… - подытожила Виллан, достав из кармана мантии светящийся пузырёк. – Ещё один балл в пользу рассудительности. И почему я не удивлена? – она прокрутила «ночник» в руке, пытаясь найти ответ на ещё один вопрос. – Сильное желание докопаться до сути процесса, понять его и освоить… Чем это чувство было вызвано: любознательностью или любопытством? - слизеринка склонила голову на бок. – Скорее, первое, на одном только любопытстве я бы не зашла так далеко, и всё же его влияния исключить не могу…Надо бы обсудить этот момент с МакГонагалл, если самостоятельно разобраться не смогу.
25 января 1995
Чем ближе был конец практики, тем сложнее было подобрать ситуацию для разбора. Воспоминания о прошлом, переживаемые во время транса, не давали ничего нового, лишь подчёркивали выявленные ранее черты. Впрочем, подобное происходило и на предыдущих этапах, так что Виллан не придавала этому особого значения.
Взмах палочки, сорвавшееся с губ заклинание и…она снова в приюте.
Сквозь занавески пробивался рассеянный лунный свет, тишину нарушало размеренное дыхание спящих детей и редкие похрюкивания, что в будущем перерастут в полноценный храп.
Поняв, что поспать ей толком не удастся, Виллан скинула с себя одеяло, встала с кровати и на цыпочках проследовала к двери, по пути прихватив кардиган, висевший на спинке кровати одной из соседок по комнате. Дверь поддалась с тихим скрипом, но даже это не помешало девочке покинуть спальню незамеченной.
Настоящее испытание ждало её в коридоре.
Половицы под ногами поскрипывали даже при том, что она стояла на месте, а доносящие с первого этажа приглушённые голоса телеведущих говорили о том, что миссис Нэшвил всё ещё не спала. Малейший звук или неосторожность, и пара дней в изоляторе ей были бы обеспечены. Крадучись, ей всё же удалось добраться до первого этажа, не наделав при этом шума, прокрасться мимо гостиной, где обосновалась миссис Нэшвил, незаметно забрать ключи с кофейного столика и выйти во внутренний двор на ночную прогулку.
Как выяснилось позже, в тот раз, Виллан несказанно повезло: женщина заснула во время просмотра очередной драмы. После подобных прецедентов не было, но это всё равно не мешало девочке незаметно выбираться наружу, чтобы подышать воздухом. С возвращением в спальню проблем также не возникало. Скрытность… - подытожила Виллан, открыв глаза и потянувшись. – Слишком буквально, но да ладно.Впрочем, её и на характер перенести можно... И даже нужно.
29 ноября 1994
Виллан уже и не вспомнит, сколько раз убеждалась в том, что по натуре своей является одиночкой, что не спешит идти на контакт, если в этом нет нужды.
Была и ещё одна вещь, которую она осознала в ходе медитаций: её жизнь слишком скучна. Доказательством тому служила целая вереница воспоминаний о прошлом. Будь то школа или приют, события прошлого не сильно отличались друг от друга, если не считать магии.
Расстраивало ли её подобное однообразие? Да ни разу.
Виллан даже рада была тому, что хоть где-то в этой жизни есть постоянство. А где постоянство, там и комфорт, - один из основополагающих факторов для счастливой жизни и то, к чему стоит стремиться, несмотря ни на что.
Как бы то ни было, пришло время для следующей практики.
Она вновь оказалась в приюте. В этот раз не было ни белых стен, ни голосов, звучащих фоном, лишь размеренный шелест листвы и скрип половиц где-то там, внизу. Было душно. Слабо пахло пылью и прогретой солнцем землёй. Виллан сидела на старой тахте, сложив ноги по-турецки, и взглядом сверлила книгу, лежащую на полу, пытаясь сдвинуть её с места.
Твою ж мать! – протянула Виллан, чувствуя странную смесь приятной ностальгии и всепоглощающего стыда.
Это был первый раз, когда она пыталась колдовать осознанно.
Сколько ей тогда было, когда по мозгам ударило осознание того, что разбитые вазы, увядающие на глазах цветы и хлопающие двери – не плод фантазии и не случайность, а реакция на сдерживаемые ей эмоции? Восемь? Девять? Тогда же желание обуздать силу было настолько велико, что девочка напрочь теряла ощущение времени, забывая обо всём?
Только вот…чем же это желание диктовалось?
Об этом Виллан предстояло поразмышлять уже после того, как она вышла из транса. Склонив голову на бок, она упёрлась взглядом в пустоту, пытаясь найти ответ на данный вопрос.
Интерес? – протянула она, нахмурившись. - Возможно, но меня мало что увлекает до такой степени. К тому же, практики я забросила за неимением результата. Надо бы их возобновить, кстати, мало ли где беспалочковая пригодиться сможет. Может, необходимость? Нет, не думаю. «Необходимость» подразумевает под собой обеспокоенность благополучием окружающих, а дела мне до этого не было что тогда, что сейчас… Если так подумать, то меня и собственная-то безопасность не особо волновала, но только потому что я опасности как таковой для себя не видела, - Виллан вздохнула. – Нет, не то. Жажда контроля? Вполне вероятно, особенно в контексте силы, зависящей от эмоций. Эмоций, что можно сдержать, но нельзя контролировать. А столь бурное их проявление могло выдать меня с потрохами... А ведь оно и выдавало, если так подумать.
Недовольно промычав под нос что-то нечленораздельное, Виллан провела по волосам, взъерошив их, и замерла, сложив руки в молитвенном жесте.
Я слишком много думаю об этом. Не удивлюсь, если в итоге ответ окажется гораздо проще.
Nothing is really good or bad in itself
7 декабря 1994
В этот раз навеянные заклинанием воспоминания не стали отправлять девушку в окружение белых стен, решив ограничиться стенами замка. Маленькая комнатушка с единственным окном, тянущиеся вдоль стен шкафы, содержимое которых менялось от случая к случаю, и небольшой камин – единственный источник тепла в комнате. В самом центре – массивный дубовый стол с керосиновой лампой, резной стул с мягкой обивкой и небольшой кожаный двухместный диван, рядом с которым красовался небольшой кофейный столик. Каменный пол скрывался под толстым однотонным ковром.
Какого чёрта? – вновь повторила Виллан. – Заклинание, что ли, не сработало? – она попыталась пошевелить рукой, но тело не слушалось. – А, нет, всё в порядке. Но вопроса это всё равно не отменяет. Какого хрена? Только не говорите, что меня закинуло в самое начало практики? Нет, я всё понимаю, это тоже часть прошлого, но…что я должна тут понять? Мне, что, по новой старые темы обсасывать? Так я уже вынесла из них всё, что только можно и нельзя! – она чувствовала, как внутри всё зудит от злости, а виски неприятно ноют. – И торчать мне тут два часа. Просто замечательно! – внутреннее «я» закатило глаза и откинулось от безысходности на спинку дивана. – Интересно, если я засну тут, меня выкинет обратно? И если да, надо ли будет начинать всё с самого начала? – отчего проверять эту теорию Виллан не хотелось. – Твою ж мать!
Минута. Ещё одна.
После десятой она перестала считать и, оставив надежды на скорое возвращение из медитативного сна, попыталась припомнить, что же такого «особенного» было в первом дне практики, над чем можно было бы поразмышлять. Слизеринка отчётливо помнила, что была недовольна и постоянно размышляла о наличии другого способа становления анимагом, отличного от предложенного профессором. Была недовольна, но практики продолжила. Отчасти потому, что сама хотела этого, отчасти из-за нежелания глотать собственные слюни, но основную роль играл личный интерес…
Нет, - тут же поправила себя девушка. - В данном случае это больше похоже на необходимость или потребность, а это уже попадает под следующую тему, если верить МакГонагалл. Может, на силу воли всё списать? А что, вполне подходит под общепринятые представления. Только волевые люди и способны всё через превозмогание делать, разве нет? Не думаю, что это подойдёт, но попробовать можно. И всё же, должно быть ещё что-то.
Виллан снова и снова прокручивала события давно минувшей практики, восстанавливая всё больше деталей с каждым витком, но подметить что-то выбивающееся из привычного уклада не могла.
А потом её осенило.
Истина, которую ей требовалась осознать, красной нитью пронизывала саму суть данной практики и была для девушки настолько естественной, что не бросалась в глаза.
Я слишком много думаю, - единственно верный ответ, с самого начала лежавший на поверхности.
Что в рамках медитации, что за её пределами, Виллан постоянно была погружена в размышления, будь то рассуждение, выстраивание теорий и различных предположений касаемо интересующих её тем, или же выражение собственного недовольства, озвучить которое не позволяло воспитание. С одной стороны, да, это могло говорить в пользу рассудительности, умении принимать взвешенные решения, некой осторожности, и...неспешности. А это уже качество, которое многими воспринималось в негативном ключе и приравнивалось к медлительности и нерешительности, (спасибо за это большому количеству вариантов в голове).
Впрочем, до мнения других Виллан тоже дела не было, если только человек не был ей интересен, (и то, не факт), так что данный недостаток тут же перешёл в достоинства.
Что ж, - подытожила она, вырываясь из плена осознанного сна. – По крайней мере, это объясняет, почему я предпочитаю размеренный темп жизни и не люблю торопиться. Так хотя бы сожалений меньше.
Nothing is really good or bad in itself
15 декабря 1994
Что же делать? – задумчиво протянула она, проведя рукой по шее. – Снова возвращаться в приют? Там было полно возможностей попасть под тяжёлую руку миссис Нэшвил. Чем не опасность? - от нахлынувших воспоминаний у Виллан болезненно заныли плечи и спина, а тело пробило мелкой дрожью. Дыхание сбилось, участившийся пульс бил по венам. Даже палочка в руке начала вибрировать, излучая слабые волны жара, будто бы чувствуя беспокойство за свою хозяйку. - Не беспокойся, – слизеринка провела большим пальцем по резному узору. – Это всего лишь медитация. По факту, мне ничего не угрожает.
Быть может, она слишком буквально поняла смысл задания, но вариантов получше у неё просто не нашлось.
Виллан легла на диван, закинув ноги на подлокотник, и указала палочкой на себя.
-Суи Аспирис.
Тишину нарушил истеричный детский плач. Виллан резко открыла глаза и бросила испуганный взгляд на стоящего рядом мальчишку, что, давясь слезами и шмыгая носом, невнятно пытался что-то объяснить миссис Нэшвил, грузная фигура которой горой нависла над детьми. Где-то за спиной раздались шёпотки других детей, притаившихся в комнате. Их пристальные взгляды прожигали насквозь.
Это был первый раз, когда их…её наказали за проступок другого.
Тогда несколько детей, заигравшись, изрисовали часть стены, а когда с них спросили, свалили всю вину на Виллан и Эйвара. Выбор жертв был случайным, но значения это не имело. Они были настолько убедительны в своей лжи, что женщина поверила им безоговорочно. Или не поверила, а просто решила наказать старших за то, что недоглядели за малышами в её отсутствие. И плевать, что присмотр за детьми - её прямая обязанность как взрослого человека, а «старшим» едва исполнилось шесть.
Чем громче кричал мальчишка, тем мрачнее становилось лицо воспитательницы. Виллан же не проронила ни слова, хоть ей и хотелось выразить своё недовольство и отстоять невиновность, но уже тогда она понимала, что это противостояние ни к чему хорошему не приведёт. Миссис Нэшвил не станет слушать, потому что не хочет этого делать. Потому что уже вынесла вердикт, а любые попытки переубедить её лишь злят и усугубляют меру наказания. И уже неважно, на эмоциях ты или спокоен – скажешь слово, получишь за непослушание и неуважение к старшим.
Хочешь отделаться малой кровью - молчи, не спорь, просто признай свою вину. Держи эмоции внутри, не позволяй им вырваться наружу и усугубить положение. Твои слова ничто против толпы и против взрослого, что отказывается слушать жалкий детский лепет. А хочешь и вовсе наказания избежать, так свали вину на другого, до самого конца ври уверенно, не забывая про рабскую покорность, и, возможно, тебя услышат.
Казалось бы, простые истины, очевидные и понятные каждому.
Поэтому Виллан и предпочла молчание спорам с Нэшвил, когда от неё требовали ответа, (и предпочитала в дальнейшем, пока не научилась хитрить), так наказание было легче, так всё заканчивалось быстро. Больно? Да. Неприятно? Безусловно, но это можно пережить, за обиду можно отыграться позже. Главное – легко отделаться или вовсе избежать наказания. Остальное второстепенно.
Но даже её молчание было не в силах ослабить гнев женщины, вызванный криками Эйвара, чувства которого не позволяли ему замолчать. А ведь, казалось бы, умный парень…
Тогда их прилюдно выпороли ремнём, чтоб другим неповадно было, после чего заставили убираться в комнате, лишили ужина и закрыли на ночь в изоляторе - так в приюте называли небольшую комнатку в подвале, где не было ничего. Ни кроватей, ни стола, ни стульев, ни источника света. Только решётка на небольшом окошке, выходящем на задний двор. А ещё там всегда было холодно и сыро. Утром их выпустили и жизнь продолжилась в привычном ритме, будто ничего и не было.
По возвращению из транса Виллан около часа пролежала неподвижно, стараясь ни о чём не думать.
Лучше бы я на первом этапе осталась, а не вот это вот всё.
Nothing is really good or bad in itself
17 декабря 1994
И как наказала…Отправила выдирать сорняки.
Чёртовы сорняки, с которыми разбираться пришлось ей, без пяти минут утопленнице, потому что одной великовозрастной курице, очарованной напускным раскаяньем и самодовольством, не хватило мозгов даже проконтролировать несостоявшихся убийц.
Вот оно, торжество справедливости во всём её великолепии!
Вот она, «достойная» цена её ничтожной жизни.
«Но ведь они всего лишь дети! Это была шутка!». Брехня!
Поменяйся они местами, и Виллан бы розгами высекли и заперли в изоляторе на неделю, держа на воде и хлебе.
Слизеринка рывком поднялась и инстинктивно подалась назад, максимально вжавшись спиной в подлокотник и замерла, часто и сбивчиво дыша. Девушка неуверенно подняла голову и пробежалась взглядом по тёмному кабинету так, будто видела его впервые, после чего выдохнула, прижала ноги к груди и обняла себя за плечи, опустив голову. Одежда неприятно липла к телу, будто девушку окатило ведром воды или она и вправду побывала на илистом дне озера. На лбу проступила испарина, в ушах стоял гул крови, а руку, что до боли сжимала палочку, обожгло волнами жара. Но даже так она не выпустила артефакт из рук. Как только пульс и дыхание пришли в норму, жар ослаб, оставив после себя неприятное ноющее чувство.
В таком состоянии она просидела час, то сыпля проклятиями, то пытаясь унять дрожь в теле, что накатывала волнами, стараясь задвинуть болезненные воспоминания как можно дальше, раз вытеснить их за пределы сознания не получалось.
К анализу Виллан приступила уже после того, как эмоции были взяты под контроль, уступив странной смеси опустошённости и безразличия. Взяв палочку в левую руку, она водила кончиком по покрасневшей коже, поливая ладонь прохладной водой, а после и вовсе заморозила остатки воды глациусом.
Итак, что мы имеем? Шалость, что чуть не переросла в убийство и мораль о том, что все люди муд… - Виллан осеклась, - засранцы? Нет. Слишком просто. Или что, мне размышлять о том, почему я не пыталась выбраться, и покорно пошла ко дну? Так я пыталась, отчаянно перебирала руками и ногами, как щенки, которых в воду бросают, чтобы те плавать научились, но всплыть не смогла. Сил не хватило. И кислорода. А после первого вдоха стало уже всё равно…
Из глубин воспоминаний прозвучали слова, сказанные кем-то из ребят о том, что «умей она плавать, этого бы не произошло!». Отчасти это правда, ведь тогда Виллан не проиграла бы в борьбе за собственную жизнь и смогла всплыть на поверхность, но звучало это отвратительно. С тем же успехом можно было обвинить жертву убийства или изнасилования в том, что на неё напали.
Если бы тем умникам не показалось забавным толкнуть человека в воду, никто бы не пострадал. Если бы виновники получили по заслугам, а не отделались чёртовой гневной выволочкой, если бы они на своей шкуре испытали то, что пережила Виллан, она бы не чувствовала себя настолько беззащитной. О, как ей тогда хотелось связать мальчишек по рукам и ногам, вставить в рот кляп и сбросить в воду, наблюдая с берега за тем, как они отчаянно и безрезультатно борются за жизнь. И мешок с камнями привязать балластом, чтоб наверняка. Жаль только, что у неё не было ни ресурсов, ни сил для реализации плана, а потому пришлось ограничиться мелочевкой.
Впрочем, это тоже был полезный опыт, научивший девочку многому. В частности тому, что никому нельзя доверять, что полагаться нужно только на собственные силы, и что за собственную жизнь бороться нужно до конца, задействуя все имеющиеся в распоряжении ресурсы.
Nothing is really good or bad in itself
4 января 1995
Цирк, значит, да?
Виллан уже приходилось анализировать события того злополучного вечера, когда чёрт её дёрнул посетить цирковое шоу, но больше это напоминало работу над ошибками и отработку более благоразумных вариантов, которые послужили бы прекрасной альтернативой тому клоунизму, произошедшему в стенах лабиринта. Сейчас же ситуация требовала от неё анализа поведения.
Почему она окрикнула Моро?
Страх повлиял? Возможно, но после обмена телами доверять знакомым лицам не стоило. Мало ли кто мог притаиться за их личинами? Логичным было бы пройти мимо. Или же в пользу принятия решения сыграло то, что она увидела «своего» на вражеской территории? Только взглянув на профессора, она поняла, что это не она, а кто-то из учеников школы, (по крайней мере, она надеялась на это), в чём вскоре и убедилась. Как и в том, что незнакомка не была ей врагом.
И цель у них была одна: выбраться. Вдвоём сделать это было легче.
Этого было достаточно, чтобы временно объединить усилия.
Да и шансов выжить так было больше. Хотя бы у одного…
Почему атаковала, завидев за спиной мадам старуху, что тянула к женщине костлявые руки?
Виллан могла не вмешиваться, оставить Моро и сбежать, только вот не факт, что после старуха не наметила бы её к себе в жертвы. Спасаться от скрывающейся в отражениях гнилой старухи в зеркальном лабиринте… Решение, достойное премии Дарвина.
Тем не менее, она вмешалась, ненадолго отправив старуху в нокаут, но…почему? Хотела защитить незнакомца? Нет, подобные альтруистические позывы Виллан могла позволить себе только в отношении близких, а «профессор» к этой категории не относилась, пусть наличие врага и внесло свои коррективы. Желание обезопасить себя было наиболее вероятным, как страх и нежелание отправляться в «Зазеркалье». Наверное, именно это и подстегнуло слизеринку к атаке, чтобы оглушить, обездвижить и спугнуть тварь, чтобы выиграть немного времени, раз убить тварь было нельзя.
Значит ли это, что в случаях, если открытое столкновение неизбежно, я предпочту атаковать? – Виллан покачала головой. – Никогда за собой подобного не замечала. Хотя возможности такой исключать не стану, - она склонила голову на бок. – Я скорее предпочту действовать на опережение. Главное, не делать этого сгоряча, - добавила она чуть позже, вспомнив о членистоногом товарище зеркальной бабки. – Интересно даже, то был диковинный акромантул или кто-то из обращённых учеников? Надо бы почитать о данных существах, как практики закончатся, а то вдруг французы выпустили их в Запретный перед тем, как исчезли без следа. Хоть узнаю, как отбиваться.
Nothing is really good or bad in itself
6 января 1995
Последний этап был сосредоточен на выявлении ключевых качеств, выделяющих её из серой массы, и, казалось бы, что вычленить их после сорока двух дней осознанных медитаций будет легко, да только вот реальность была куда более жестока.
Виллан и без всякой медитации могла выделить ключевые особенности своего характера, опираясь на слова посторонних людей и на собственную оценку, сопоставляя их и выделяя общее, тем более что МакГонагалл сама разрешила к такому способу прибегнуть, а оставшиеся три недели просто хорошенько отдохнуть во время медитации. Однако что-то подсказывало девушке, что подобное послабление профессор не одобрит, а значит, ей в любом случае предстояло ещё раз поразмышлять об этом, пребывая в трансе.
Последний этап... - медленно протянула она, смакуя каждое слово, предчувствуя скорое окончание бесконечной череды самоанализов и получение желаемого.
-Суи Аспирис, - будничным тоном произнесла Виллан, садясь на диван и направляя на себя волшебную палочку.
Акация и перо феникса… Кажется, эти материалы как никто другой подчёркивают непокорность и свободолюбие, прочно переплетённое с верностью. «Кому?» - вопрос хороший, ответить на который сможет только хозяин столь капризной волшебной палочки.
Впрочем, Виллан и без этого прекрасно знала, что палочка ей досталась с крутым нравом.
Несмотря на то, что рукоять удобно лежала в руке, она обжигала ладонь волнами жара, отчего резной узор врезался сталью в кожу. Это причиняло сильный дискомфорт во время использования, но не вредило слишком сильно, что Виллан до сих пор находила странным. Заклинания зачастую срабатывали непроизвольно, некорректно, не в полную силу или не работали вовсе. По крайней мере, так было первое время.
Тем не менее, взаимопонимание было достигнуто.
Палочка признала в слизеринке хозяина только по прошествии месяца регулярных упражнений, проводимых во внеурочное время. Чем больше времени проходило, чем чаще они контактировали друг с другом, тем покладистей становился артефакт.
Для Виллан это стало маленькой победой, доказательством её упорства и терпения, что многие назвали бы упрямством.
Интересно, а может ли это говорить в пользу целеустремлённости?
Nothing is really good or bad in itself
10 января 1995
Всё тот же маленький кабинет с рядами шкафов, тянущимися вдоль стен, только вместо книг на полках различные пузырьки, бутыли, склянки и пробирки в держателях. Всё тот же кожаный диван, так полюбившийся за время практик. Всё та же керосиновая лампа, излучающая слабый свет, и раскрытый учебник перед глазами, всецело посвящённый артефакторике.
Виллан тогда голову сломала, пытаясь вникнуть в суть процесса создания артефакта, выстраивала в голове теории, старалась взглянуть на предмет по-новому…выйти за рамки. И результат не заставил себя ждать.
Так слизеринка стала обладательницей «карманного ночника».
Да, первый опыт в создании артефакта оказался неудачным, но неудача – тоже результат. И даже она может осчастливить новичка, тем более, что цели своей девушка всё же добилась, заставив пузырёк из-под лавандового масла излучать свет.
И всё благодаря размышлениям… - подытожила Виллан, достав из кармана мантии светящийся пузырёк. – Ещё один балл в пользу рассудительности. И почему я не удивлена? – она прокрутила «ночник» в руке, пытаясь найти ответ на ещё один вопрос. – Сильное желание докопаться до сути процесса, понять его и освоить… Чем это чувство было вызвано: любознательностью или любопытством? - слизеринка склонила голову на бок. – Скорее, первое, на одном только любопытстве я бы не зашла так далеко, и всё же его влияния исключить не могу… Надо бы обсудить этот момент с МакГонагалл, если самостоятельно разобраться не смогу.
Взмах палочки, сорвавшееся с губ заклинание и…она снова в приюте.
Сквозь занавески пробивался рассеянный лунный свет, тишину нарушало размеренное дыхание спящих детей и редкие похрюкивания, что в будущем перерастут в полноценный храп.
Поняв, что поспать ей толком не удастся, Виллан скинула с себя одеяло, встала с кровати и на цыпочках проследовала к двери, по пути прихватив кардиган, висевший на спинке кровати одной из соседок по комнате. Дверь поддалась с тихим скрипом, но даже это не помешало девочке покинуть спальню незамеченной.
Настоящее испытание ждало её в коридоре.
Половицы под ногами поскрипывали даже при том, что она стояла на месте, а доносящие с первого этажа приглушённые голоса телеведущих говорили о том, что миссис Нэшвил всё ещё не спала. Малейший звук или неосторожность, и пара дней в изоляторе ей были бы обеспечены. Крадучись, ей всё же удалось добраться до первого этажа, не наделав при этом шума, прокрасться мимо гостиной, где обосновалась миссис Нэшвил, незаметно забрать ключи с кофейного столика и выйти во внутренний двор на ночную прогулку.
Как выяснилось позже, в тот раз, Виллан несказанно повезло: женщина заснула во время просмотра очередной драмы. После подобных прецедентов не было, но это всё равно не мешало девочке незаметно выбираться наружу, чтобы подышать воздухом. С возвращением в спальню проблем также не возникало.
Скрытность… - подытожила Виллан, открыв глаза и потянувшись. – Слишком буквально, но да ладно. Впрочем, её и на характер перенести можно... И даже нужно.
Nothing is really good or bad in itself
Страницы